Их тела уже были настроены друг на друга. Как настраиваются тела? Пульс становится синхронным, может? Или гормоны выбрасываются созвучными аккордами? Что‑то было такое между ними точно совершенно. Тела рвались в дело. Все обещало быть потрясающим. Нина снова попыталась поцеловать Рината. Его губы соскользнули к ее шее. Он прикасался ими к месту за ухом и ниже. Он целовал ее волосы. Ее плечо в домашнем халате. Он по-прежнему крепко обнимал ее, настолько, что она была почти обездвижена. Он надеялся, что ей будет неудобно и она захочет высвободиться, но она не хотела. Она запоминала каждым сантиметром тела его крепкий захват, его мышцы на руках, которые врезались в мягкую спину. Она вдыхала его запах маленькими глоточками, как могла. Тело ее было расслабленным. Она принимала его внутрь себя, если не в буквальном смысле, то вот в таком доступном для нее формате. Она любила его и отдавала себя. И брала то, что он мог дать.
РЕЗУЛЬТАТЫ
Письмо пришло
Утром анализы уже были на почте. Нина увидела письмо из лаборатории. И не решалась открыть – ведь там написан ее приговор. Как она будет жить в случае, если… Оба варианта ее пугали: как положительный статус, так и отрицательный. Ведь ВИЧ уже вонзился в ее жизнь, уже был действующим лицом. Она уже начала обретать свое раненое счастье. Свой, как ей казалось, путь – мученический, но определенный. Что будет с ней и Ринатом, если она здорова? Если все-таки она не заболела, тогда она сразу же поедет к Богдану. Тогда ей придется встретиться с Ильей – с частью прошлого, которое казалось сейчас безумной ошибкой. Безумной ошибкой казалось все, кроме Рината и детей. Ее две любимые кровиночки. Два ангела. Эти дети не были ошибками, но приковывали к прошлому и не давали от него убежать.
Если бы была под рукой кнопка, нажав на которую, можно исчезнуть и ничего не узнавать, Нина бы нажимала эту кнопку, пока не растворился бы последний ее волос.
Вирус иммунодефицита человека. Вирус дефицита человека. Нина чувствовала себя недостаточно хорошим человеком. Недочеловеком. Вспомнила вдруг: «Человек – просто источник любви» – говорил Ринат. Любви в Нине было так много, что она боялась, что ее сердце может не выдержать.
Ринат с утра готовил завтрак, напевая мотив старой как мир песни. Митяев. Нина тучей вползла на кухню, осела на стул.
– С добрым утром, любимая! – Ринат быстро осекся, увидев серую тучу на стуле вместо Нины.
– Что случилось?
– Я ужасная женщина. Ужасная и ничтожная. И с этим уже ничего не поделать.
– Понятно. Я диагностирую – ты в штопоре. Надо выбираться. Я приготовил антиштопорную яичницу по-арабски. Если бы арабы ее не ели, они бы уже давно бы поубивали себя.
Нина слегка улыбнулась.
Ринат положил на две тарелки размешанную до мелких комочков яичницу. В комочках попадались кусочки помидоров.
– Видишь, эти дробные куски, все перемешалось – помидоры, яйца, перец, соль, масло, все распалось на части, но от этого стало только вкуснее. Так же и люди, иногда распадаются на части, которые, кажется, не собрать. Думаешь, как может во мне сосуществовать то и это?! Зачем я так себя вел? И если я так себя вел, значит, я уже конченый человек. Кто в этом виноват? А потом вдруг появляется другой кусочек тебя. Ты ешь, жуй. И вдруг начинаешь слышать, что где‑то внутри все равно еще слышится мелодия, твоя – светлая, искренняя, как в детстве. Несмотря на все то, что ты сделал, ты ее не уничтожил, она есть. А значит, есть надежда. Нина, ты не ужасная, ты просто чуть меньше врешь себе, чем надо для комфортной жизни.
– Спасибо, Ринат.
И через пару минут.
– Анализы готовы, мне пришли на почту результаты. Я боюсь их смотреть.
– Хочешь, я посмотрю?
Нина молча протянула свой телефон. Ринат открыл вложение.
– Итак… Что там говорится? Что ж! Тебя можно поздравить. Ты свободна от ВИЧ. Его у тебя нет. Ты здорова.
Нине показалось, что стол поплыл и потолок вдруг превратился в крыло большой белой птицы.
– Это хорошо, Нина. Это очень хорошо. Ты свободна от этого гребаного статуса, – Ринат говорил энергично, в уголках глаз блестели слезы. – Это означает, что у тебя будет нормальная человеческая жизнь.
– А как же ты? Я хочу, чтобы в этой жизни был ты. – У Нины яичница застряла в горле, принимая решение, куда дальше двигаться – в желудок или назад.
– За меня не беспокойся. Со мной все понятно.
– Я люблю тебя, Ринат.
– А я тебя люблю, Нина.
– Значит, мы будем вместе?
Ринат молчал. Он думал, как лучше подобрать слова. Слова разбегались. Почему, когда хочешь сказать что‑то важное, когда надо отправить самую серьезную в жизни делегацию слов, то оказывается, что все нужные слова куда‑то разбежались или вообще в отпуске.
– В каком‑то смысле будем вместе.
– Я пересдам анализ в других лабораториях. Вдруг ошиблись, ведь бывает, что ошибаются. Правда же?
– Конечно, бывает.
– Дай я сама погляжу, вдруг ты что‑то перепутал.
Она посмотрела в результаты анализов – все чисто.
На следующий день Нина сдаст еще раз анализы в других лабораториях. Результат окажется тот же. ВИЧ не подтвердится. Да что же такое творится?!
– Когда ты увидишься с детьми? – спросил Ринат.
– Наверное, сегодня.
– Хорошо. Нина, это же хорошо! Ты здорова!
– Спасибо тебе, что ты есть.
– Ты со всем справишься.
В окне стоял весенний туман. Таял снег. И вокруг деревьев появились круги голой земли. Во дворе бродили собаки и их хозяева. Малыш в песочнице, наполненной грязным снегом, вяло ковырял лопаткой. Мама сидела на лавочке, подложив пакет, и смотрела в свой смартфон.
Нина вымыла голову, высушила феном. Договорилась с Алиной о встрече. Написала маме смс. Написала в ватсап Илье, что собирается забрать Богдана, диагноза нет. «Приезжай домой, поговорим, – тут же ответил Илья. – Срочно». Начиналась новая глава ее жизни.
Квартира встретила Нину старым знакомым запахом. Родным запахом. Илья открыл дверь в цветастом кимоно. Розовые пионы таращились на Нину, а журавли показывали свои пестрые спины. От Ильи пахло гелем для душа, волосы, еще влажные от мытья, лежали на спине. Он был жутко чужим и запредельно близким.
– Проходи, блудница, – с сарказмом сказал Илья.
– Я ненавижу тебя, – ответила Нина и сделала шаг в квартиру. Из которой была так уничижительно выгнана почти месяц назад.
– Сейчас посмотрим, правда ли это, – Илья сделал шаг навстречу и ухватил Нину за промежность. Огромная рука сжала Нину.
– Прекрати, я заявлю на тебя!
– Как ты хороша в гневе, – сказал, но руку убрал.
– Когда вернется Богдан?
– Не знаю, у моих родителей ему явно лучше, чем с матерью-шлюхой.
– Я не шлюха, и ты это знаешь.
– И как ты мне собираешься доказать, что не шлюха?
– Ты это со мной хотел срочно обсудить?
– Я просто хотел видеть свою законную жену. Раздевайся.
– Ты совсем псих.
– Не говори так со мной, – сказал Илья и потянул Нину за волосы, собранные в хвост, – ты сейчас разденешься и сделаешь все, что я тебе скажу.
– А как же твое добро и чистый мир? Как же твоя благость и медитации по улучшению планеты?
– Я достаточно много медитировал, чтобы позволить себе немного мрака.
Илья расстегнул куртку. Приобнял Нину за грудь. Расстегнул джинсы и шмыгнул рукой в трусики. Его пальцы работали яростно.
– Я скучал по тебе, грязная сучка, – повторял то и дело на ухо. – Пойдем в ванную.
Нина где‑то далеко слышала его слова, будто они звучали из соседней квартиры.
Она не знает, как это произошло. Она плохо помнит детали. Говорят, это называется аффект.
Ее коленка ударила ему в промежность. Илья оторопел и рефлекторно одернул руки к паху. Нина отступила тут же на шаг и опрокинула за собой комод. Ящики с грохотом выпали из пазов, выпустив на пол кучу мелочей: старые ключи, визитки, шнурки, непарные перчатки. Бессмысленный хлам. «Сколько раз просила прикрутить комод к стене», – зачем‑то подумала Нина. Больше она не будет притворяться, больше не будет терпеть и лгать себе.